От этих слов мое сердце сладко сжалось, и я подумала… Но нет, passons, это слишком личное, чтобы можно было доверить бумаге…
Итак, в половине девятого мы с Сержем выехали из моего дома. Наш путь лежал, естественно, на Театральную площадь. Я считала, что необходимо тщательно осмотреть назначенное в письме место и территорию вокруг него. По дороге мы заехали к Селезневым, правда, ненадолго. Сергей Александрович сказал мне, что был уже нынче у генерала, обсуждал кое-какие дела, а потому вызвался остаться в возке, я согласилась и, едва только поведала его превосходительству о собственных планах на предстоящую ночь, как тут же вернулась. Господин Селезнев должен был выехать в начале десятого и, оставив ровно в десять, в петрушечном балагане саквояж, вернуться в карету, которая, как было заранее решено, должна его дожидаться на углу Московской.
Я взяла с собой свои пистолеты, поскольку, даже несмотря на присутствие Сержа, рядом с которым я чувствовала себя куда как спокойнее и решительнее, я изрядно волновалась. Еще бы, думалось мне, от сегодняшнего мероприятия полностью зависит судьба Ники. Мне как-то не верилось, что уже через несколько часов мы вновь сможем увидеть Николая Валерьевича. И именно оттого, что я прекрасно осознавала всю полноту ответственности, что ложилась на нас нынче, мне было совсем неспокойно.
Театральная площадь, как и всю неделю, являла собой довольно красочное зрелище. Было довольно многолюдно, а у обозначенного балагана толпилось человек десять народу, по виду, больше мещане. Я зорко посматривала по сторонам, пока шла прогулочным шагом с Лопатиным. Филеров, которые должны были быть уже на месте, я не заметила. Сие обстоятельство меня очень порадовало. Значит, у господина Позднякова действительно высокопрофессиональные агенты.
Однако я также не заметила ни одной подозрительно личности, что могла бы, при ближайшем рассмотрении, оказаться небезызвестным нам мошенником. Но, посмотрев на брегет, я несколько успокоилась. Времени до назначенного часа оставалось еще предостаточно.
Пока же мы с Сергеем Александровичем решили, что будем создавать вид празднопрогуливающихся и вскоре вовсе смешались с толпой. Чтобы не вызвать ничьих подозрений, мы купили блинов с семгой, горячего сбитня, а затем решили прокатиться на «дилижанах». Мне, по понятным причинам, не было весело. Очень уж окружающий меня антураж напоминал тот самый день, когда мы так же гуляли на площади, а в это время в селезневском особняке…
По тем же понятным причинам я изо всех сил старалась скрыть свое дурное настроение и все более растущее беспокойство. Однако похоже, что оно вполне успело передаться Сержу, потому что он перестал пытаться меня развеселить и сам погрузился в угрюмую молчаливость, так не свойственную его натуре. Мы двое, должно быть, по своему внутреннему расположению, являли разительный контраст с окружающей обстановкой и прочими гуляющими.
Без пяти минут десять, я увидела, как из остановившихся на Московской улице саней, вышел генерал Селезнев. В руках у него был знакомый мне саквояж. Его превосходительство немного постоял, как бы в нерешительности, окинул взглядом открывавшийся вид и, широкими, уверенными шагами направился к балагану. Мы с Лопатиным, не спеша, двинулись в том же направлении.
Представление в балагане только что закончилось, и зрители понемногу начали расходиться. Его превосходительство заглянул внутрь разноцветного шатра и, исчезнув там всего лишь на пару минут, вышел. На обратном его пути к саням, мы столкнулись, и по его короткому, отчаянному и молящему взгляду, я тут же поняла внутреннее состояние его превосходительства. От этого мое настроение еще более ухудшилось. И, тем не менее, мы остановились и даже перебросились несколькими, ничего не значащими фразами. Затем генерал Селезнев, не в силах скрыть своего волнения, удалился, а мы продолжили свою прогулку.
Я с минуты на минуту ожидала, что из балагана выйдет человек с саквояжем. Даже если ему удалось незамеченному проникнуть внутрь, что, признаюсь честно, было бы нетрудно, то уж выйти-то оттуда незамеченным ему не удастся. Мы с Сержем обошли балаган вокруг, при этом я потребовала, чтобы он немедленно рассказал мне какой-нибудь забавный анекдот. Серж лишь на мгновение задумался и тут же принялся что-то увлеченно говорить, я разулыбалась, старательно делая вид, что безумно увлечена его рассказом, хотя на самом деле не слышала ни одного слова. Я не спускала глаз с выхода из балагана. Сейчас, вот сейчас…
Цветастые полы шатра распахнулись, и я замерла, инстинктивно сжав руку Лопатина, которую он мне любезно предложил в качестве опоры. Бог знает, кого я ожидала увидеть… Хотя и прекрасно отдавала себе отчет в том, что Пряхин наверняка прибегнет к переодеванию. Но все же, я была уверена, что узнаю его, узнаю тут же…
Словом, я замерла, Лопатин смолк, краем глаза я успела заметить неподалеку двоих скоморохов, которые как-то странно, по-собачьи подобрались, и еще успела подумать, что вот, это наверно и есть агенты Позднякова. Из шатра появилась грузная баба из простых. Она была одета в широченную цветную, местами довольно выгоревшую, юбку, в потертую заячью кацавейку, в цветастый платок, надетый так, что лица ее практически невозможно было разобрать в свете газовых фонарей и завязанный узлом на самой макушке. Обычная дворовая баба. Я судорожно выдохнула, не сумев скрыть свое разочарование.
Баба, не обращая ни на кого внимания, деловито, неспешными тяжелыми шагами, направилась в нашу сторону, к улице Никольской. Я расслабилась. Каким бы мастером на переодевания не был Пряхин, но чтобы изобразить из себя вот этакую бабищу, нужно обладать поистине незаурядным актерским талантом. Я еще раз внимательно оглядела приближающуюся грузную фигуру и вовсе успокоилась. Поздняковские агенты тут же снова принялись наперебой, усиленно развлекать гуляющих, похоже, они были со мной солидарны.
Мы продолжили прогулку в том же направлении, что шла баба. Где же Пряхин, беспокойно думала я. Неужели же его что-то спугнуло? Неужели же вся операция провалилась? Судя по моему брегету, была уже половина одиннадцатого, а Пряхин так и не появился. Что же теперь? Мы дошли до Никольской. Совсем рядом стоял мой возок, и я уже даже подумывала, а не поехать ли мне домой. Похоже, что мьсе Жорж нынче не появится.
Пытаясь понять, в чем заключается допущенная всеми нами ошибка, я обернулась к площади, совершенно не слушая что-то оживленно рассказывающего мне Лопатина, я увидела, как давешняя баба из балагана, кликнула звучным голосом ваньку, притормозившего буквально в десятке шагов от нас с Сержем. Бабища что-то сказала извозчику и неожиданно легко запрыгнула в сани. Ванька хлестанул лошадку и сани проехали мимо нас…
И вот тут-то, в этот самый момент, я на мгновение, на долю секунды, может, встретилась с «ней» глазами… Да, я была права, его взгляд с этим хитрым прищуром, я узнала бы и из тысячи!
– Степан! – крикнула я и, бросилась к своему возку. Серж кинулся за мной. – За санями!
Степан тут же стегнул хлыстом, едва только мы с Сержем успели кое-как расположиться в возке. Я незамедлительно достала пистолеты из ящика.
– Это он? – спросил взволнованный Лопатин. – Неужели он переоделся в бабу?
– Как видите, – ответила я, проверяя пистолеты.
– Но деньги? Неужели он их не взял? Ведь, кажется, вы сказывали, что они в саквояже…
– Были, – коротко проговорила я. – А вот о том, оставил ли он их или взял с собой, это мы узнаем, только если Степану удасться его выследить.
И я надолго замолчала.
В моей голове царил настоящий хаос. Меня терзали самые разные вопросы и раздирали непередаваемые сомнения. То, что это был Пряхин, я не сомневалась. Вооружен ли он? Скорее всего, да.
Получалось, что Пряхин куда опаснее и непредсказуемее, чем я могла предположить. Однако почему он был без мальчика. Где Ника? Неужели же Пряхин решил получить деньги и не вернуть мальчика? Да и жив ли Ника? Если да, то где он? А если… Нет, об этом я совершенно не хотела думать. И все же, следовало признать, что для человека, которые удушил сначала лакея, а затем и горничную, ничего не стоило расправиться с беззащитным ребенком. Ведь я же сама постоянно твердила о том, что маленький мальчик – это скорее обуза. Так неужели?..